- Так это вы его вызвали? - Бутейко сразу сник, вернулся на койку. - И документы у него проверили?

- Да, да, успокойтесь, расскажите товарищу капитану все, что рассказывали мне, - врач едва заметно усмехнулся, - извините, мне пора.

Иван пододвинул стул к койке. Бутейко смотрел на него, не моргая. Глаза у старика были красные, воспаленные. - Я уже четырнадцать лет не сплю, - сообщил он свистящим шепотом.

- Почему? - также шепотом спросил капитан.

- Он приходит каждую ночь. Стоит мне задремать, и он является ко мне, пьяный, грязный, с мешком на голове. Я вижу его лицо. Знаете, какое лицо у человека, которого душат прозрачным полиэтиленовым пакетом?

"Отлично! - поздравил себя Иван. - у нас здесь что, еще один труп? У нас здесь "висяк" четырнадцатилетней давности с пакетом на голове? Класс! Вот уж старик Вородин обрадуется, маминым пирожком меня угостит..."

- Кто он? - быстро спросил капитан.

- Покойник, - едва шевеля губами и тревожно оглядываясь по сторонам, ответил Бутейко.

- Его убили?

- Да.

- Кто?

- Павел.

- Фамилия?

- Чья?

- Ну, этого Павла.

На пороге палаты появилась молоденькая медсестра, постояла, посмотрела и ушла, вероятно, решив, что здесь без нее обойдутся.

- Как вы не понимаете? - больной укоризненно покачал головой. - У камней не бывает фамилий. У них есть все - история, судьба, кровь, живая человеческая кровь, которая течет рекой. Но фамилий у них не бывает - Павла снесла курица на Урале в 1829-м году, и судьбу его можно очень приблизительно проследить только до 1917-го года. Он исчез. Но такие, как он, никогда не исчезают совсем. Они всплывают из небытия, чтобы вновь лились реки крови.

"Нет, не видать мне пирожка с капустой, - усмехнулся про себя Иван, - ничего я здесь не нарою. Псих бредит, а я дурак, слушаю".

- Знаете, Вячеслав Иванович, чтобы не мучиться, лучше сразу все рассказать. Станет легче, - произнес он с самой задушевной интонацией, на какую был способен.

- Кому легче? - Бутейко печально покачал головой. - Ему не станет, он давно умер. Он умер, но не успокоится, пока мы живы.

- Как его звали? - осторожно спросил капитан.

- Кузя.

- Он что, кот?

- Если бы... Он человек. Пьяница, наркоман, но все-таки человек. Лелечка тоже говорила, как вы сейчас, мол, ты представь себе, что перед тобой животное, грязная скотина, которой пора на бойню, облезлый помоечный кот, который гадит у нас в подъезде, от него только вонь, и больше ничего. Я поверил ей. Я ей всегда верил, но она ошиблась. Он человек, и теперь является ко мне каждую ночь.

- Леля, это кто?

- А вы не знаете? - больной тяжело вздохнул.

- Нет, - искренне признался капитан.

- Ну и не надо. Раз не знаете, я не скажу.

- Вячеслав Иванович, как же я сумею разобраться, если вы не хотите говорить?

- А зачем? Для чего разбираться? Они убили Артема, теперь наша очередь. Не понимаю, почему сначала его, он был тогда ребенком, шестнадцать лет - это еще ребенок. Тем более его вообще не было в Москве в то время. Он ничего не знал и уже никогда не узнает.

- В убийстве вашего сына подозревается его приятель, бывший одноклассник, Анисимов Александр Яковлевич. Вы с ним знакомы?

- Я этого мальчика знаю с детства. Он не убийца. Он только орудие. Сначала они прислали его ко мне с перстнем. Они как будто издевались, предупреждали, хотели, чтобы мне стало по-настоящему страшно. Зачем, спрашивается? Мне было страшно все эти четырнадцать лет, но я никогда не думал, что первым станет Артем.

- Вы слышали, как Анисимов угрожал вашему сыну?

- Нет, - Бутейко печально покачал головой, - это было бы слишком прямолинейно, если бы он угрожал. Он пришел ко мне, а не к нему. Он принес перстень с изумрудом. Вещь красивая, но камень с трещиной, алмазы мутные.

- Вячеслав Иванович, вы много лет работали гравером в ювелирном магазине - осторожно начал Иван, - почему вы сменили специальность?

Вопреки ожиданиям, больной никак не отреагировал на этот вопрос, он тяжело вздохнул, стал теребить угол наволочки, сворачивать ткань жгутом, накручивать на палец, и казалось, так сосредоточился на этом занятии, что позабыл о капитане.

- Вячеслав Иванович, вы устали?

- Не знаю, - Бутейко равнодушно пожал плечами, - наверное, устал. Но разве это кому-нибудь интересно? Я готов годами носить одни брюки, зимой и летом, я с радостью буду лелеять единственную пару ботинок, самостоятельно менять набойки, сшивать порванные шнурки. Я очень люблю сладкий чай с черными гренками, поджаренными на подсолнечном масле, правда, кашу терпеть не могу, особенно перловку, и не потому, что эта крупа самая дешевая, просто невкусно. Однако и перловку я готов есть ежедневно. Но спать и видеть его во сне, с пакетом на голове, с открытым ртом, растопыренными жуткими глазами, я не могу.

- Подождите, Вячеслав Иванович, - осторожно, перебил его капитан, - вы сказали, что не спите четырнадцать лет. Значит, все это - пакет, труп, Павел - было четырнадцать лет назад?

- Да. В восемьдесят пятом. В июне. Стояла страшная жара. Мы проводили Артема в колхоз. Он закончил девятый. Их всем классом отправили в колхоз на картошку. А мы с Лелечкой собирались в Пярну, в отпуск. Я отрабатывал последний день перед отпуском. И тут он появился. Он пришел в магазин, долго крутился у прилавка. Он не был похож на человека, который может купить что-либо в ювелирном магазине. До закрытия оставалось десять минут, милиционер попросил его выйти. Он не возражал, не сказал ни слова. Когда он проходил мимо меня, я заметил, какое у него жалкое, потерянное лицо. А потом я увидел его на лавочке во дворе, напротив служебного входа. Он держал в зубах погасший окурок и смотрел в одну точку. Знаете, что заставило меня сесть рядом с ним? Жалость. Очень хорошее, чистое чувство. Я подумал, что он наводчик, его прислали к магазину бандиты. Такое уже случалось. Перед тем как грабить