Глава: 29
недель можно потихоньку
начинать использовать технотронные методики, ультразвук, инфразвук,
сверхвысокочастотное неионизированное излучение. А через полгода будет
готова первая бригада. Пока только экспериментальная, потому что одно
дело - трясти ситом на прииске в тайге под усиленной охраной, и совсем
другое - выполнять тонкую, сложную работу наемного убийцы.
Эти, первые, будут, конечно, одноразовыми. Но уже идет набор в
следующую группу, и нет отбоя от желающих легко, без усилий решить все
неразрешимые проблемы, избавиться от боли душевной и телесной, стать
лучше других, ста.ть избранным, обрести покой и абсолютное счастье, а
главное - не думать. Ни о чем не думать.
Феликс Михайлович тихонько прикрыл дверь, быстро прошел через красивое
фойе оздоровительного центра, приветливо кивнул охраннику в униформе.
Стеклянные двери бесшумно разъехались перед ним.
На улице было тепло. Дождь кончился. Феликс Михайлович сел в свой
скромный "Фольксваген", включил зажигание. Машина тронулась по тихому
зеленому переулку. Виктюк собирался пообедать в своем любимом
ресторане "Прага". Он думал, что сегодня лучше заказать что-то легкое
- рыбу, побольше овощей. Надо следить за весом.
Он не обратил внимания на милицейский "Мерседес", который неотлучно
следовал за ним до Арбатской площади.
- Ну что, товарищ капитан, здесь будем брать? - спросил Ваня Кашин.
- Пусть уж пообедает в последний раз. Возьмем на выходе, - ответил
капитан Леонтьев.
ЭПИЛОГ
- Что-то вас много сегодня, - покачал головой врач, оглядывая трех
посетителей, - вы что, хотите все зайти в палату?
- Хотим, - кивнул Егоров и, привычно сунув руку в карман, вытащил
бумажник.
- Ладно вам, - улыбнулся доктор и отстранил протянутую купюру, -
документы к выписке я подготовил. Забирать можете в понедельник.
- А сегодня? - хрипло спросил Егоров.
- Сегодня суббота, мы по выходным не выписываем. Между прочим, вчера
он нянечке стихотворение прочитал. "Колокольчики мой, цветики лесные".
И попросил жареной картошки. А где, спрашивается, мы ей возьмем? У нас
только каша, макароны и пюре.
- А еще? Что еще он говорил? - прошептал Егоров. - Да вы идите в
палату. У него там нянечка сидит, она вам расскажет подробности.
Подождите, вы Виктор Годунов?
- Годунов, - кивнул Никита.
- Слушайте, вы меня, конечно, извините, но я видел ваш некролог.
Газеты писали, будто вы погибли, сгорели при пожаре. Бред какой-то.
Так это вы или не вы?
- Он, - улыбнулась Ника, - можете не сомневаться, он.
Федя спал, свернувшись калачиком, положив руку под щеку. Лицо его
порозовело, волосы отросли, торчали светлым густым "ежиком". Он дышал
спокойно и ровно.
На краю кровати сидела, сгорбившись, больничная нянечка в байковых
рваных тапках, в очках с переломанной и замотанной лейкопластырем
дужкой. Одной рукой она поглаживала Федю по голове, в другой держала
маленькую потрепанную Библию и тихо, полушепотом, читала:
"Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу
своем, и возвращается ветер на круги своя. Все реки текут в море, но
море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они
возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи в труде; не может человек
пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо
слушанием".
|