- Вениамин Волков?.. Подожди, я, кажется, его знаю.

- То есть? Ты что, знакома с ним? Лично знакома?!

- Был такой комсомолец в городе Тобольске, очень давно, четырнадцать лет назад, - кивнула Лена.

Гоша выхватил из кипы бумаг на своем столе какой-то яркий музыкальный журнал, нервно пролистал его и сунул Лене под нос огромную, на разворот, цветную фотографию.

С фотографии улыбались мужчина и женщина. Мужчи - лысеющий блондин с бледно-голубыми глазами и худым дицом. Женщина - кареглазая красотка лет сорока, с волосами цвета спелой пшеницы.

- Ну? Это он? - затаив дыхание, спросил Гоша.

- Да, это Веня Волков. Только постарел и полысел, - рассеянно ответила Лена.

Она не могла оторвать взгляд от лица женщины. Что-то смутно знакомое было в этом холеном, чистом, идеально-правильном лице. Что-то смутно и неприятно знакомое.

- А кто эта женщина?

- Жена его и совладелица концерна, Регина Градская. Слушай, Лена, значит, ты была лично знакома с самим Волковым, когда он еще жил в Тобольске?

- Гоша, я была знакома со множеством людей по всему бывшему Советскому Союзу. Я ведь не вылезала из командировок. А ты случайно не знаешь, чем занимается его жена, кто она?

- Я же сказал, она - совладелица концерна "Вениамин". - Зачем ей еще чем-то заниматься? Вроде она врач или экстрасенс, типа Кашпировского. Какая разница? Ты что, ее тоже знаешь?

- Нет. Ее не знаю. Показалось, что видела где-то... Улыбка знакомая.

- Слушай, ты можешь мне рассказать о Волкове все подробно, каким он бьи тогда, о чем вы разговаривали?

- Попробую, если тебе так интересно.

- Ты не представляешь, какой можно материал забацать! Это же эксклюзив! Как ты думаешь, он тебя помнит?

- Вряд ли, - пожала плечами Лена, - столько лет прошло... Это был 1982 год. Конец июня.

У Регины не выходили из головы несколько фраз, которые словно, в гипнотическом подсознательном бреду, произнес Веня.

- Она могла бы меня спасти. Если бы она не оттолкнула меня тогда, я пошел бы за ней куда угодно, я сумел бы победить любой голод. К ней я чувствовал что-то совсем другое, новое, странное для меня, но, вероятно, нормальное для другие Я чувствовал к ней нежность, мне было за нее страшно, мне не хотелось терзать и топтать. Я любил ее. И не могу забыть. Но я не был ей нужен.

- Кто? О ком ты? - удивленно спросила Регина.

- Я о Полянской... - тихо ответил он, не выходя из гипнотического сна.

- Но ты был знаком с ней всего неделю. Это было страшно давно. Чем же она лучше других?

- Не знаю... Я мог бы стать с ней нормальным мужчиной.

- Почему?

- Она не врала и не фальшивила. В ней не было кокетства. Я любил ее - как мужчина, а-не как зверь.

- А разве та первая девочка, Таня Костылева, врала и фальшивила? - осторожно спросила Регина.

- Нет. Теперь я знаю, что нет. Но тогда я был юным идиотом, тогда я не верил никому, кроме своего голода.

- Я научила тебя побеждать голод... - тихо напомнила Регина.

- Да. Но она тоже могла бы меня спасти. Раньше. И по-другому. Она спасла бы меня как-то иначе, чем ты.

- Ты бы убил ее в конце концов, как остальных. Только я научила тебя утолять свой голод, не убивая.

- Да... Только ты...

Потом был обычный припадок, которым всегда заканчивался сеанс.

Регина не стала напоминать ему о словах, сказанных под гипнозом. Но сама забыть их не могла.

В течение всей их совместной жизни вокруг была масса красоток экстра-класса: фотомодели, манекенщицы, певички. Но Регина была спокойна за своего мужа. Он не стал бы спать с другой женщиной. Она внушила Вене, что любую другую он может убить. А этого он боялся больше всего на свете.

У нее не было повода ревновать еще и потому, что Веня сидел на гипнозе, как на игле. Он не мог существовать без этих сеансов, а стало быть, полностью, всей душой - в буквальном смысле слова - зависел от Регины.

И тут, через много лет, оказывается, что была в его жизни обычная, человеческая, а не звериная любовь. Было такое острое и сильное чувство, что он действительно мог бы избавиться от своего психического недуга - без Регининой помощи. Конечно, никакая нормальная баба не согласилась бы жить с ним, узнай она про его подвиги. Эта умница Полянская заложила бы его первому встречному менту и чувствовала бы к нему только ужас и отвращение.

Она нормальна до тошноты. Она не мыслит жизни вне рамок бездарной общепринятой морали. Но именно к ней, к этой банальной пресной кукле, было обращено единственное в Вениной жизни здоровое мужское чувство. Обращено безответно...

Не Регине, которая всю себя вложила, чтобы сделать из него то, чем он стал сейчас, досталась первая и последняя Бенина любовь, а этой ментовской женке, сучке, гадине...

Впервые за много лет в ней проснулась настоящая, глубокая и мрачная ревность. Но она справилась с этим глупым, ненужным чувством. Она была уверена, что справилась... Дело не в том, что когда-то Веня был влюблен в Полянскую и теперь вдруг, совсем некстати, стал вспоминать о своей единственной здоровой человеческой любви. Дело в том, что любовь эта - самый опасный и самый активный свидетель. Каждый ее шаг чреват серьезными проблемами - и для Вени, и для Регины, а главное - для концерна.