Глава: 8
>
- А теперь объясни мне, спокойно и вразумительно, что произошло? Каким
образом к тебе попала эта пакость? Кто передал деньги на билеты? -
Ника глядела в одну точку, мимо Зинули, мимо веселых голубых глаз, в
мутное стекло пельменной.
- А про Никиту не хочешь спросить?
- Нет, - Ника помотала головой, - нет. Про Никиту потом. Позже.
- Я понимаю, - кивнула Зинуля, - но все равно придется рассказывать по
порядку. С самого начала.
Иначе ты ничего не поймешь. Сначала погиб Никитка, а потом уж были
анонимки.
- Ладно, - эхом отозвалась Ника, - давай сначала и по порядку.
- Дней десять назад Никитка попросился ко мне пожить. И умолял никому
ни слова.
- Он как-то объяснил почему?
- Разумеется. Он сказал, ему надо побыть одному.
- Подожди, но он ведь и так жил один в последнее время. Родители уже
полгода в Вашингтоне, пустая огромная квартира...
- Ну значит, не пустая, - Зинуля поджала губы, - мало ли, какие у
человека проблемы? Он сказал, у него творческий кризис. Надо сменить
обстановку. Я такие вещи отлично понимаю. Тем более я уезжала в Питер,
моя конурка освободилась на целый месяц.
- Так, может, он прятался от кого-то? - тихо спросила Ника. - Может, в
квартире было опасно?
- От себя он прятался. Творческий кризис! - рассердилась Зинуля. - Ну
что я, следователь, допросы ему устраивать? Надо человеку - пусть
живет. И вообще не перебивай меня через слово. Я так не могу.
- Ладно, давай дальше, - кивнула Ника.
- Ну а дальше был пожар. Там свет без конца выключают, у меня было
много керосина, он пролился. В общем, Никитку нашли мертвым.
Обгоревшим до костей. Еле опознали. Документы чудом уцелели. Паспорт,
кредитная карточка.
- Каким образом могли уцелеть документы при таком пожаре? - быстро
спросила Ника.
Зинуля присвистнула и укоризненно покачала головой.
- Ну ты даешь, Елагина. Я-то думала, ты по Ракитину хотя бы слезку
уронишь, а ты сидишь замороженная, вопросы умные задаешь.
- Я под наркозом, - пробормотала Ника.
- Да ты трезвая как стеклышко!
- Я другое имею в виду. Анонимки. Я должна разобраться. Я потом буду
слезки ронять, - с легким раздражением проговорила Ника.
- Ну что ж. Вполне разумно. Вполне в твоем духе. Ты действительно не
изменилась за эти восемь лет.
- Так почему же уцелели документы при пожаре? - Все очень просто. У
меня была коробка из толстой жести, я там хранила свои документы.
Никитка положил туда свои. Я сама ему посоветовала. В конура моей
бедлам, никогда ничего не найдешь, единственное надежное место - эта
жестянка. Ну и вот, меня тут же разыскали в Питере, телефон моих
питерских друзей был тоже в той жестянке. Никитка ведь растяпа, вот я
ему и оставила на куске картона, крупными буквами что-то вроде
послания, мол, если что, ты можещь найти меня по этому номеру.
Следователь позвонил мне рано утром, я, разумеется, тут же помчалась
на Московский вокзал - и домой, на "Красной стреле" А там полный
кошмар... В общем, я опознала Никитку подтвердила, что он у меня жил.
- Как же ты опознала обгоревший труп?
- По крестику. Помнишь, у Никитки был крестик золотой, фамильный? Он
его никогда не снимал. Но до меня его опознали Галина и тетя Надя.
Помнишь их?
- Да, конечно. Они тоже опознали по крестику?
- Откуда я знаю? Слушай, а почему ты об этом спрашиваешь? Ты не
веришь, что это Никитка? - Зинуля прищурилась и внимательно взглянула
на Нику. - Ты не хочешь верить, что его больше нет? Надеешься, если
труп так обгорел, могли ошибиться?
- С чего ты взяла? - вскинула брови Ника и тут же отвернулась.
- Это вполне естественно. Я тоже сначала не хотела верить. Но кто же,
если не он? Никитка жил у меня один, все произошло глубокой ночью.
Труп мужчины его роста, его возраста, с его крестом на шее. Он никогда
не снимал этот крест. Золото немного сплавилось, но не настолько,
чтобы не узнать.
- Кроме креста, ничего не было?
- Что ты имеешь в виду?
- Никаких металлических мелких предметов, кроме креста, тебе не
предъявляли при опознании?
- Нет. Только крест с цепочкой.
- А дополнительные экспертизы?
- Какие экспертизы? Зачем? - поморщилась Зинуля. - Там ведь и так все
ясно. Впрочем, не знаю, я не следователь.
- Ну ладно. Дальше.
- Я поселилась у мамы. Временно, конечно. Там для меня никаких
условий. А потом заявился странный тип. Глухонемой бомж. И передал
записки.
- Глухонемой бомж?
- Ну да. Он на Арбате меня нашел. Я картинками своими торговала,
акварельками, которые успела в Питере написать. Остальные все сгорели.
И вот подходит этот тип...
- Как он выглядел?
- Как может выглядеть человек, у которого родимое пятно на пол-лица?
Что, кроме этого пятна, разглядишь?
- Многое. Ты ведь художница, Зинуля. Вспоминай все подробно - рост,
телосложение, возраст, волосы, руки.
- Он был совершенно не типажный. Пятно. Понимаешь? Пустое место на
полотне. Но, в общем, не старый. Высокий, худой, сутулый. Под ногтями
траур. Руки жутко грязные. Трясутся. Я еще подумала - как же он с
таким тремором объясняется на своем глухонемом языке? Кто его
желеобразные жесты разберет?
- А как он был одет?
- Как одеты московские бомжи? Плохо, грязно, безобразно.
- И ты ему сразу поверила?
- С какой стати мне ему не верить? Я ведь вообще девушка доверчивая,
ты знаешь. А тут еще такая сумма. Мне сразу стало жутко интересно.
- А тебя не удивило, что записки отпечатаны на машинке, без единой
ошибки? Откуда у бомжа машинка? Откуда столько денег?
- Это, разумеется, не он писал, и деньги не его. Бомжа просто
попросили передать.
- Доверили такую сумму? - покачала головой Ника. - Не сходится,
Зинуля, совсем не сходится...
- Ты, Ника, зануда. В жизни никогда ничего не сходится. У меня, во
всяком случае. И вообще, я не задумывалась об этом. Ну, какой-то бомж
передал записки и деньги. Это же ерунда по сравнению... - она шмыгнула
носом и внезапно вхлипнула,
|