- Наверное, я зря вам звоню. Но мне показалось, вы тоже... В общем, вы тоже думаете, что Митя не сам это сделал. Или я ошибаюсь, вам тоже все равно? - Истерические нотки в голосе Кати Синицыной пропали. Теперь она говорила монотонно и равнодушно.

Лена вспомнила, что у наркоманов очень часто меняется настроение.

- Нет, Катя. Мне не все равно, - мягко сказала Лена, - и позвонили вы не зря. Я сама хотела еще раз поговорить с вами. Простите, я, кажется, обидела вас тогда, на лестнице.

- Да что вы! Нет, вы меня совершенно не обидели, я иногда веду себя похамски... Знаете, я нашла листочек в кармане Митиной куртки... Я уже поделилась этим с одним человеком, но она сказала, это похоже на бред. Она хороший человек, доктор, хочет помочь мне. Но мне надо поговорить с кем-то, кто не скажет, будто это - бред. Я прочту вам, что написано на листочке. Там ваша фамилия есть...

Лена слушала странный, разбитый на пункты текст, который читала Катя в трубку очень медленно, почти по слогам, и думала: "Хороший человек... доктор... доктор-женщина... Та фальшивая докторша осматривала Лизу очень профессионально и на мои вопросы отвечала как настоящий медик. Умный, опытный врач. И при этом настойчиво уводила разговор к суициду, словно прощупывала меня, ждала, что я поддержу эту тему, мол, вы знаете, вот недавно брат моей подруги..."

- Катя, - почти выкрикнула Лена, когда та кончила читать, - как зовут того доктора, с которым вы поделились своими подозрениями?

- Я не могу вам сказать, - ответила Катя тихо и растерянно, - простите, я не могу. Эта женщина помогает мне. Пытается вылечить. Но она просила с самого начала никому не называть ее имени. Она очень известный психотерапевт, к ней все рвутся на прием, донимают звонками и просьбами, это Мешает ей работать. Поэтому она с самого начала просит тех, кому берется помочь, не называть ее имени и не рассказывать о ней... Простите. Я вот еще забыла сказать, пропал Митин ежедневник, из которого вырван этот самый листочек, а в его сумке я нашла учебник судебной психиатрии, и еще... Ой, подождите, мне, кажется, в дверь звонят. Я сейчас.

Катя положила трубку рядом с аппаратом. Лена услышала ее удаляющиеся шаги, потом совсем далекий голос:

- Ой, здравствуйте... - Она назвала какое-то имя, но Лена не разобрала, то ли Инна, то ли Галина, а уж отчество - совсем непонятно. Слишком далеко от телефона...

Через несколько минут послышался характерный звук, кто-то взял лежавшую рядом с аппаратом трубку и легко задышал в нее.

- Алло, Катя... - осторожно позвала Лена.

В ответ - тишина, потом гудки отбоя.

Лена с удивлением обнаружила, что у нее дрожат руки. Чтобы успокоиться и собраться с мыслями, надо сварить себе крепкий сладкий кофе, выкурить сигарету. Но сначала надо записать то, что прочитала по телефону Катя. Это очень важно. Надо записать, пока не вылетело из головы... Куда? На клочок бумаги? Ни в коем случае! Лучше всего - ввести это в компьютер.

Пока закипал чайник, Лена включила свой "ноутбук", создала в той программе, в которой обычно работала, новый файл и назвала его английским словом "Rabbit" - кролик. Так Ольга называла Митю с раннего детства: братец-кролик. Не слишком лестное прозвище для мальчика, но в их семье это звучало очень тепло и ласково.

Быстро набрав текст по памяти, Лена вставила в магнитофон Митину кассету, отмотала пленку к тому месту, где звучали странные слова после последней песни, и набрала их как бы под Митину диктовку. Потом она взяла новую пустую дискету и перегнала на нее написанное.

Чайник закипел. Катя не перезванивала. Залив кипятком молотый кофе в маленькой джезве, Лена стала искать свою записную книжку. На глаза ей попалось письмо из Нью-Йорка, которое она так и не распечатала до сих пор. А ведь оно пришло давно. Оно от Майкла Баррона, профессора Колумбийского университета... Ладно, сначала надо позвонить Кате. Может, просто разъединился телефон? Кто мог прийти к ней так поздно? Подруга? Ольга говорила, у Митиной жены нет подруг. У Кати было занято. Лена набрала номер еще и еще раз.

Она успела сварить и выпить кофе, выкурить сигарету, распечатать письмо.

"Дорогая Лена! - читала она, слушая в очередной раз безнадежные частые гудки. - Во-первых, поздравляю тебя с рождением дочери. Поздно, конечно, поздравлять, когда ребенку уже два года, но, что делать, все мы ленивы и не любим писать письма просто так, без делового повода. Сейчас он у меня появился.

Я начал работать над историей русской Сибири. Смешно, конечно, человеку, не знающему ни слова по-русски, заниматься историей этой страны. Но то, что смешно, уже не грустно...

Мне очень нужна твоя помощь. Я собираюсь в ближайшее время посетить Россию и проехать по нескольким сибирским городам. Прежде всего меня интересует город Тобольск с его уникальным деревянным кремлем и прочими достопримечательностями.

Я помню твои рассказы о Сибири и об этом городе в том числе. В любом случае мне, как ты понимаешь, понадобится в моем путешествии толковый переводчик. Я знаю, что у тебя маленький ребенок, но я был бы очень благодарен тебе, если бы ты смогла сопровождать меня в моей сибирской поездке в качестве переводчика и консультанта. Мне не хотелось бы нанимать для этого чужого человека.

Путешествие продлится не больше десяти дней. Я имею возможность платить тебе двести долларов в сутки. Все дорожные расходы, гостиницы и питание, разумеется, беру на себя.

Если необходимо, я могу оплатить и бебиситтера для твоей дочки на эти дни. Дата моего приезда зависит только от твоего решения. У меня уже куплен билет в Москву с открытой датой. Я могу вылететь, как только ты скажешь. Жду твоего звонка.

Большой привет твоему мужу и дочери. Искренне твой, Майкл".

Далее шли номера телефонов.

А у Кати было по-прежнему занято. Лена посмотрела на часы: без десяти два. Надо позвонить в Нью-Йорк, в любом случае. Надо сказать да или нет. А почему, собственно, нет?

Лизу можно оста